—Нас двое, батюшка…
—Понял! Ну, держи и на собрата подаяньице! — священник сунул гаишнику ещё однукупюру.
—Счастливого пути! Не нарушайте больше, батюшка! — взял под козырёк гаишник.
Машинатронулась с места.
—Слушай, Гриша, чего-то морда того мужика, что рядом с попом сидел, мне кажетсязнакомой… — почесал затылок, отдавая одну из купюр напарнику, гаишник. — Не еголи фотка нам вчера по ориентировке пришла? Глянь-ка бумажку в бардачке!
—Какой хрен разница, — неохотно полез в бардачок сидевший в машине напарник. —Мы здесь деньги зарабатываем или, хрен знает кого, ловим? Вот, возьми!
Гаишник,только что принявший от священника «подаяньице», развернул смятую бумажку с распечатаннойна принтере Серёгиной фотографией, вгляделся в неё.
—Не, ну точно! Он это! Русаков Сергей Валерьевич! Поехали, примем? Этот поп сПогостища, тут недалеко, я его знаю!
—Саша, ты охренел? — напарник вылупился на него как на больного. — А если онвооружён? Тебе бабки нужны или грамоту посмертно? Звякни на пульт и давайработать, вон уже две машины проехали, пока ты репу чешешь!
—Ладно, щас звякну, пусть группу задержания высылают! — он достал рацию. —Дежурный, дежурный, это двадцать вторая, как слышишь?
—Так, записываю! — Якуб расписал на картонке от сигаретной пачки шариковуюручку. — Громче говори, Умар! Село Погостище, священник, ВАЗ 21074, номернойзнак записываю! Всё, понял, едем! На связи, Умар!
—Аллаху Акбар! Смерть собаке кафиру! — возвёл глаза к потолку Магомед. — Самбуду глотку резать!
—А с девкой я первый займусь! — бросил Якуб, погружённый в карту областныхавтодорог. — Эдик, давай сейчас налево, потом через пару километров ещё разналево, дальше по трассе километров тридцать пять и — поворот на это Погостище,там дорога тупиковая ещё семь километров, Погостище — конечный пункт, этохорошо!
—Плохо для отхода, если что-то не так пойдёт… — задумчиво проговорил Эдгарс,выводя машину с городской окраины на трассу.
—Всё так пойдёт! Работу сделаем, деньги получим, развлечься поедем! — Якубвесело посмотрел на Магомеда. — «Шахидам» в казино можно, а, Магомед? Илитолько с девками в сауну?
—Отстань, шайтан! — зло отмахнулся от него янтарными чётками Магомед. — Молитьсямешаешь!
—Вот моя деревня, вот мой дом родной! — отец Виталий остановил машину укладбищенских ворот, у которых заканчивалась идущая сюда от основной трассыдорога. — Конечный пункт нашего пути! Все здесь поселимся! Тут на кладбище естьдореволюционный памятник с примечательной надписью: «Не ходи ты, Маша, не топчимой прах! Я-то уже дома, а ты ещё в гостях!» Вот ведь как просто и тонкочувствовал раньше человек свою принадлежность к миру Вечности! А сейчас? Тьфу!Выходите, моя хибарка внутри ограды, около храма! Зайдём, я просфоры вхолодильник уберу, перекусим, а потом подброшу вас до поворота к Колонтаеву,тут совсем рядом! Сумку свою можете в машине оставить, чего с ней таскаться, мыненадолго!
Сергейи Даша вслед за священником вошли в старинные, обсыпающиеся многослойнойштукатуркой, кирпичные ворота с массивными, проржавевшими решётчатымистворками. Всё кладбище было заросшим старыми и молодыми деревьями, средикоторых ярко жёлтой листвой выделялись стройные белоствольные берёзы. Недалекоот ворот, сквозь редеющую осеннюю листву, белел небольшой кладбищенский храм, ккоторому вела засыпанная опавшими листьями аллея. Стояла удивительная,умиротворяющая душу тишина: ни малейшего дуновения ветерка, даже чириканьякладбищенских птичек не было слышно.
—Красиво? — обернувшись, спросил у притихших спутников отец Виталий. — Мне тоженравится! Я тут пятый год прозябаю. Зато прихожане у меня спокойные, — онпоказал рукой на стоящие вокруг кресты и памятники, — лежат себе и доносов насвоего попа в епархию не пишут! Есть, правда, пяток бабок из деревни, но они исами уже ждут не дождутся, чтобы под эти берёзы перебраться! Лепота…
Онипрошли по аллее к храму и остановились около маленького, неказистого домика подпозеленелой от времени, потрескавшейся шиферной крышей. Отец Виталий открылключом дверь, жестом пригласил Сергея и Дашу входить, они молча повиновались.
—Давненько у меня здесь никого в гостях не было! — священник провёл гостейсквозь крохотную прихожую в небольшую комнату, служившую, как видно, кухней истоловой одновременно. — Садитесь за стол, время уже ужинать, а мы ещё необедали! Сейчас глянем, что тут у нас есть в холодильнике.
Сергейс Дашей, с чувством некоторой неловкости, примостились рядом на лавке, стоявшейс длинной стороны стола, спинами к стене, завешенной старым домотканым коврикомс простеньким цветочным орнаментом.
—Так! Есть фасоль в томатном соусе, есть тушёнка говяжья, есть банка сайры,начатая… — священник понюхал открытую банку с рыбными консервами, поморщился. —Нет, это уже и кошки есть не станут! Во! Капуста есть, квашенная, это хорошо!Сок апельсиновый, новый пакет! И… и всё, ребята! Больше «ничого нэ маю»! Но мылюди не привередливые, обойдёмся!
Он,по-холостяцки привычно, вскрыл консервные банки с фасолью и тушёнкой, вывалилих содержимое на старую закопченную чугунную сковородку, перемешал и поставилна маленькую газовую плитку, на огонь. На сковороде зашкварчало.
—Хлеб я свежий с собой привёз, — продолжал отец Виталий, доставая из потёртогопортфеля целлофановый пакет с буханкой «Бородинского», — а главное — вот он,«жидкий хлеб»!
Священникрадостно извлёк из пластиковой сумки литровую бутылку водки и пару импортныхбутылок пива.
—Дарье, по малолетству, не предлагаю, ей апельсиновый сок, а с тобой, офицер, мысейчас за знакомство «остограммимся»!
—Мне тоже сок, батюшка! — улыбнулся Серёга. — Я уже говорил…
—Ах да! Помню, ты трезвенник! Это похвально! Хотя в поповской среде и не особоприветствуется, особливо на официальных мероприятиях… — отец Виталий поставилперед Сергеем и Дашей стаканы, вскрыл пакет с соком и наполнил им эти стаканыдо верха. Себе он, также до верха, наполнил стакан водкой, нарезал хлеб,положил его в эмалированную мисочку и поставил посередине стола. — Ну, покапища разогревается, промочим горлышко!
Онединым махом выпил полный стакан водки, отломил от отрезанного куска хлебамаленький ломтик, положил в рот, пожевал.
—Да чего вы сидите как неживые! — посмотрел он на не знающих, как себя вести вподобных обстоятельствах, Сергея и Дашу. — Глотните хоть сочка, за компанию, зазнакомство!
Сергейи Даша пригубили сок и поставили стаканы на стол.
—Так! Ястие готово! — отец Виталий поставил перед гостями тарелки, разложил вних почти всю разогретую тушёнку с фасолью, остатки в сковороде поставил передсобой прямо на стол. — Угощайтесь поповских яств, ребята! Господи, благослови!— он перекрестил стол быстрым коротким движением.
Сергейс Дашей потихоньку принялись за еду.
—Будем здоровы! — отец Виталий налил себе ещё стакан, наскрёб вилкой сосковороды немного фасоли с тушёнкой, положил это на маленький кусочек хлеба. —Офицер, ты там даме соку сам подливай, ну, и себе, понятно! Хочу выпить за вас,ребята, молодых, красивых! Не знаю, кто вы друг другу, и знать не хочу, чтобыне искушаться и не завидовать, но люди вы светлые, это я своим поповскимглазом, хоть и не вполне трезвым, вижу… Чтобы вам было счастье, ребята! Простоетакое человеческое счастье, семья, там, детки… У меня с этим не получилось… Ну,пусть у вас будет! За вас!
Онзалпом выпил полный стакан водки, сморщился слегка, зажмурил глаза. Потом,понюхав, забросил в рот свой маленький бутербродик с тушёнкой и подцепил вилкойчуток капусты из целлофанового пакета. Пожевал. Лицо его покраснело, щёкиналились румянцем.
—Вы не смущайтесь, ребята, я всё понимаю, священника хочется видеть святым, а нескотиной пьяной! Простите нас, попов! Мы ведь из того же мира, из того жеобщества в Церковь пришли, что и все остальные люди! А мир наш больной, и людибольные, и мы, попы, тоже такие же люди, и такие же больные… Нет, бывают, конечно,и герои среди нашего брата, вот сосед мой, игумен из Покровского храма, тот —да: работяга, подвижник! Такие есть, но их немного, героев всегда немного…Апостолов, вон, вообще всего двенадцать было, а они весь мир перевернули! ВсюРимскую империю христианской сделали! Бог им, конечно, помогал… Но Он и сейчаспомогает тем, кто старается, кто хочет жить чисто, свято, по любви! А развокруг нас и внутри нас такое свинство, грязь такая, мерзость запустения,пророком реченная, значит, не стараемся, значит, не хотим… Значит, жить вдерьме больше устраивает! Вот, как меня… Вы не подумайте, ребята, я не всегдатакой скотиной был! Я в семинарию пришёл весь горящий верой, любовью к Богу,желанием послужить ему жертвенно, даже до крови! Я о мученичестве мечтал! Чтобыумереть за Христа, за Него муки претерпеть, кровь пролить, как сонм святыхмучеников! И в семинарии, несмотря на то, что там чего я только не насмотрелся:лукавства, фарисейства, интриг, пороков самых пакостных — я всё равно оправедности ревновал! Молился много, несмотря на насмешки наших карьеристов,постился строго, на службы к лаврской братии ходил, мечтал монахом стать,афонским… Не выдержал… На третьем курсе от девок-регентш голову сносить пошло,и всё — монашество моё накрылось медным тазом… Ну и Любаня, попадья моя бывшая,тут ,как из табакерки чёртик, выскочила! Дочь маститого протоиерея, тётка у неё— игуменья известного монастыря! А сама дура-дурой…